Не судимы, но осуждены. Том I - Петр Котельников

Пришлось «поворачивать коня» и выслушивать слово в слово повторение обстоятельства, ставшие основой приказа министра Вооруженных Сил Союза ССР И. В. Сталина. Председательствовал на Пленуме Вячеслав Михайлович Молотов. Вопрос о Жукове рассматривался последним в ряду вопросов внутренней и внешней политики, словно сам вопрос не представлял особой значимости.

Жданов – мастер риторики, положив перед собой машинописный лист бумаги, и обведя взглядом присутствующих, начал: – Бывший командующий Военно-Воздушными Силами Новиков направил недавно в правительство заявление на маршала Жукова, в котором сообщал о фактах недостойного и вредного поведения со стороны маршала Жукова по отношению к правительству и Верховному Главнокомандованию. Речь была гладкой без жестикуляции, только тембр ее с каждой минутой усиливался. Делались перерывы, чтобы слушающие осознали всю важность принимаемого решения.

Георгий Константинович молчал, он уже знал и до этого, откуда был нацелен удар, для чего была затеяна возня с «авиационным делом»

Жданов продолжал: – Высший военный совет на своем заседании 1 июня с.г. рассмотрел указанное заявление Новикова и установил, что маршал Жуков, несмотря на созданное ему правительством и Верховным Главнокомандованием высокое положение, считал себя обиженным, выражал недовольство решениями правительства и враждебно отзывался о нем среди подчиненных лиц. Маршал Жуков, утеряв всякую скромность, и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе, в разговорах с подчиненными, разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения.

Более того, маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым правительству и Верховному Главнокомандованию.

Будучи назначенным главнокомандующим сухопутными войсками, маршал Жуков продолжал высказывать свое несогласие с решениями правительства в кругу близких ему людей, а некоторые мероприятия правительства, направленные на укрепление боеспособности сухопутных войск, расценивал не с точки зрения интересов обороны Родины, а как мероприятия, направленные на ущемление его, Жукова, личности.

Вопреки изложенным выше заявлениям маршала Жукова на заседании Высшего военного совета было установлено, что планы всех без исключения значительных операций Отечественной войны, равно как планы их обеспечения, обсуждались и принимались на совместных заседаниях Государственного Комитета Обороны и членов Ставки в присутствии соответствующих командующих фронтами и главных сотрудников Генштаба, причем нередко привлекались к делу начальники родов войск.

Было установлено далее, что к плану ликвидации Сталинградской группы немецких войск и к проведению этого плана, которые приписывает себе маршал Жуков, он не имел отношения: как известно, план ликвидации немецких войск был выработан и сама ликвидация была начата зимой 1942 года, когда маршал Жуков находился на другом фронте, вдали от Сталинграда.

Было установлено дальше, что маршал Жуков не имел также отношения к плану ликвидации Крымской группы немецких войск, равно как и к проведению этого плана, хотя он и приписывает их себе в разговорах с подчиненными.

Было установлено далее, что ликвидация Корсунь-шевченковской группы немецких войск была спланирована и проведена не маршалом Жуковым, как он заявлял об этом, а маршалом Коневым, а Киев был освобожден не ударом с юга, с Букринского плацдарма, как предлагал маршал Жуков, а ударом с севера, ибо Ставка считала Букринский плацдарм непригодным для такой большой операции.

Было, наконец, установлено, что, признавая заслуги маршала Жукова при взятии Берлина, нельзя отрицать, как это делает маршал Жуков, что без удара с юга войск маршала Конева и удара с севера войск маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в тот срок, в какой он был взят.

Высший военный совет, рассмотрев вопрос о поведении маршала Жукова, единодушно признал это поведение вредным и несовместимым с занимаемым им положением. Совет Министров Союза ССР на основании изложенного принял указанное выше решение об освобождении маршала Жукова от занимаемых им постов и назначил его командующим войсками Одесского военного округа.

Я вношу, – заканчивая докладывать, сказал Жданов —предложение вывести из состава кандидатов в члены Центрального Комитета Жукова. Он, по моему мнению, рано попал в Центральный Комитет партии, мало подготовлен в партийном отношении. Я считаю, что в кандидатах ЦК Жукову не место. Ряд данных показывает, что Жуков проявлял антипартийное отношение. Об этом известно членам ЦК, и я думаю, что будет целесообразно его не иметь в числе кандидатов в члены ЦК.

Предложение об исключении Жукова из состава кандидатов в члены ЦК утверждено единогласно.

Прибытие Жукова в Одессу было встречено ликованием горожан. Об этом было доложено генералиссимусу Иосифу Сталину. Он поморщился, но промолчал.

Работы в мирное время в войсках было много, многое, что было допустимо во время военных действий должно было быть устранено. Теперь предметом заботы была не только сохранение и развитие боевой готовности войск, но и их эстетический вид, на что особое внимание обращали инспектирующие из министерства. Все шло по задуманному, но как ни был занят работой командующий военным округом, он не мог не замечать того, что вокруг него продолжают сгущаться тучи. Не знал маршал Жуков и того, что тучи сгущаются и вокруг командующего Военно-морскими Силами страны адмирала флота Николая Кузнецова, что будет тот вскоре разжалован до контр-адмирала. Сидеть и ожидать, когда из туч молнии посыплются да громы ударят, он не мог. Не любил маршал жаловаться, стойко переносил удары судьбы, но тут пришлось, скрепя сердце усесться за написание писем. Пока они были короткими. Вот каковым было содержание письма И. Сталину от 21 февраля 1947 года: «Исключение меня из кандидатов ЦК ВКП (б) убило меня. Я не карьерист и мне было легче перенести снятие меня с должности главкома сухопутных войск. Я 9 месяцев упорно работал в должности командующего войсками округа, хотя заявление, послужившее основанием для снятия меня с должности, было клеветническим. Я Вам лично дал слово в том, что все допущенные ошибки будут устранены. За 9 месяцев я не получил ни одного замечания, мне говорили, что округ стоит на хорошем счету. Я считал, что сейчас работаю хорошо, но видимо начатая клеветническая работа против меня продолжается до сих пор. Я прошу Вас, т. Сталин, выслушать меня лично и я уверен, что Вас обманывают недобросовестные люди, чтобы очернить меня. Жуков».

Прошло более недели, ответа на письмо Жуков не получил. Не было звонка из Москвы. И подумал Георгий Константинович, что какой-то недруг сделал все, чтобы его письмо не попало в руки Сталина. И решил маршал обратиться к Булганину, отличавшемуся особой порядочностью и интеллигентностью.

«Николай Александрович!

Докладываю Вам мое письмо т. Сталину. Если Вы считаете целесообразным посылку такого письма, прошу доложить его т. Сталину, а копию передать т. Жданову. Как Вы увидите из письма, я еще раз хочу доложить т. Сталину о своих ошибках, о своей вине перед т. Сталиным и партией. Я ничего не прошу, я прошу мне только верить, что я по партийному осознал допущенные ошибки и что я их обязательно изживу и при этом в самый кратчайший срок.

Я пишу также и потому, что очень тяжело переживаю вывод меня из ЦК и еще тяжелее переживаю за ошибки, которые я допустил перед т. Сталиным, который меня любовно растил, терпеливо воспитывал и поднимал меня в глазах всего народа.

В конверт было вложено письмо к Сталину, носившее открыто покаянное содержание. Вот оно:

27 февраля 1947 г. Товарищу Сталину И. В. Копия – товарищу Жданову А. А.

Товарищ Сталин, я еще раз со всей чистосердечностью докладываю Вам о своих ошибках. 1. Во-первых, моя вина, прежде всего, заключается в том, что я во время войны переоценивал свою роль в операциях и потерял чувство большевистской скромности. Во-вторых, моя вина заключается в том, что при докладах Вам и Ставке Верховного Главнокомандования своих соображений, я иногда проявлял нетактичность и в грубой форме отстаивал свое мнение. В-третьих, я виноват в том, что в разговорах с Василевским, Новиковым и Вороновым делился с ними о том, какие мне делались замечания Вами по моим докладам. Все эти разговоры никогда не носили характера обид, точно так же, как я высказывались Василевский, Новиков и Воронов. Я сейчас со всей ответственностью понял, что такая обывательская болтовня, безусловно, является грубой ошибкой, и ее я больше не допущу. В-четвертых, я виноват в том, что проявлял мягкотелость и докладывал Вам просьбы о командирах, которые несли заслуженное наказание. Я ошибочно считал, что во время войны для пользы дела лучше их быстрее простить и восстановить в прежних правах. Я сейчас осознал, что мое мнение было ошибочным.